Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]
Выхода не было.
— Да ради бога. Анхель. Ольга.
— Для вас просто Оленька, — прожурчала та. — Значит, не кавалер. Тогда позвольте интимный вопрос: вы, случаем, не женаты?
— А ты, случаем, не забыла, что сама замужем? — не удержалась Ксюша.
Но смутить Оленьку мало кому удавалось. Эта умела любую ситуацию повернуть к собственной выгоде.
— Кстати, насчет мужа. Сапега как раз должен подойти, — вроде спохватилась она. — Собирались в ресторан. Но теперь обязательно сходим вместе. Как в прежние времена… Ну, почти как в прежние. Прошу пока ко мне в кабинет. И — пожалуйста, без возражений, — опередила она Ксюшу. — Сама виновата, что в гости попались.
Не церемонясь, Оленька по-хозяйски подхватила Анхеля под локоток и, будто ненароком прижавшись, повлекла к открытой двери.
Делать было нечего. Ксюша, поймав Рашью за ручку, угрюмо потянулась следом.
В кабинете Оленька усадила девочку на кожаный диван, всунула в руки альбом с репродукциями. Но Рашья, будто завороженная, не сводила глаз с хозяйки. От не по-детски цепкого взгляда Оленьке сделалось неуютно.
— Какая очаровательная девчушка, — через силу произнесла она. — Даром что цыганочка. Откуда такая?
— Она не цыганочка. Индианка, — грубовато отреагировала Ксюша. — Племянница Анхеля.
— Племянница? — Оленька недоверчиво сравнила две головы, — из ржи и смоли. — Впрочем, всякое бывает. А я-то думаю, где таких интересных мужчин выводят. Стало быть, в Индии?
— В Туапсе, — вмешалась Ксюша. — Он друг Павла.
— Вот как? — Оленька удивилась. — Приехали на могилу?
— Хочу разобраться, как он погиб, — к удивлению Ксюши, объявил Анхель.
Оленька озадаченно присвистнула:
— Разобраться! Если б это было так просто, мы бы сами давно всё знали. А уж чтоб спустя шесть лет что-нибудь найти… Ксюха, вон и та надежду потеряла. Город хоть знаете? В смысле — где какие улицы, что кому принадлежит (Анхель неопределенно мотнул головой). Во! А туда же — разбираться. Впрочем, ваше счастье, что у Павла здесь остались друзья. Ксюша у нас человек подневольный, трубит с утра до ночи за прилавком. А у меня со временем всё в порядке. Опять же своя машина! Так что в розысках помогу и деньгами не возьму.
Двусмысленный намек не оставлял сомнений: расчет будет произведен другим способом.
— Так что, принимается помощь? — добрая фея Оленька изогнулась в ожидании изъявлений признательности.
Только вот новый знакомый оказался неблагодарным.
— Полагаю, сумею справиться сам, — без эмоций протянул он.
После холодного этого ответа как-то вдруг стало заметно, что Оленькины чары, обычно безотказные, на Анхеля совершенно не подействовали. Более того, Ксюша убедилась в том, что подметила раньше. Робкий с нею, с другими Анхель становился снисходительно-вежливым, как человек, осознающий свое превосходство над собеседником.
Может, из-за этого обидного мужского равнодушия Оленькой овладело необоримое желание уколоть подругу.
— Ну, ну, не куксись, не буду! — она приобняла Ксюшу.
Лукаво обратилась к Анхелю:
— Проклятое мое свойство, из-за которого растеряла едва не всех подруг. Стоит заговорить с мужчиной, а тот уж маслом растекается.
— Но всё-таки не всякий, — зло напомнила Ксюша.
Но Оленька проигрывать не умела даже в мелочах. Глазки ее прищурились.
— Всякий! — выпалила она.
От запоздалой догадки Ксюша задохнулась:
— Так это была ты?!
— Что я? Вот еще придумала! — проговорившаяся Оленька смешалась. Упрямо поджала губки. — А хоть бы и я!.. Пашка сам хотел тебя бросить. Умолял, чтоб жить вместе. А я не соглашалась. Потому что тебя, дурочку, жалела!
При виде пошедшей пунцовыми пятнами подруги Оленька опомнилась. Через силу усмехнулась:
— Не бери в голову, мать. Говорю же, — все они, самцы, такие.
Она скосилась на звук от двери, — незаметно вошедший Евгений Сапега с мучительной маской боли привалился к косяку.
— Врешь ты всё! — среди неловкой паузы прозвучал детский голосок. Малышка, подавшись вперед, с взрослой неприязнью вперилась в кокетничающую Оленьку.
— Что, детка? — от неожиданности пролепетала та.
— Врешь, говорю. Сама на всех углах из трусов лезла, пока в постель не затащила.
— Что ты такое говоришь, малышка? — пролепетала смятенная Оленька. — Что еще за шутки? Женя, я ж тебе рассказывала: он меня изнасиловал, а потом принуждал сожительствовать. Кто подучил ребенка?!
Она возмущенно повернулась к Ксюше. Но та сама с открытым, перекошенным ртом завороженно смотрела на странного, вещающего младенца.
— Это кто кого изнасиловал? — с прежней страстью переспросила Рашья. — Забыла, как на Новый год, она, — Рашья ткнула пальчиком в Ксюшу, — спать ушла. А ты меня напоила вдребезги (от этого «меня» всех обдало холодом) и под пьяного залезла. А потом полгода донимала, будто «залетела», и требовала жениться. Не так, скажешь?
— Не так! Ничего я не требовала. Больно надо насильно тащить! Я и от денег его поганых отказалась… О господи! Прочь, исчадие ада! — в ужасе прервалась Оленька.
Ужас ее разделяла и Ксюша, которую просто колотило.
Застыл совершенно убитый Сапега.
Разве что Анхель сохранил подобие хладнокровия. Он подошел к возбужденной Рашье, встал на колени, огладил головку:
— Успокойся, девочка. Тебе опять привиделось.
От прикосновения его ладони злобно напряженные черты разгладились, в них вернулись детские мягкость и успокоение. Потеревшись лобиком о дядю, девочка поглубже забралась на диван и, как ни в чем не бывало, потянула к себе альбом.
— Бабка у нее была ясновидящая, — в звенящей тишине пояснил Анхель. — Похоже, передалось. Самый, говорят, несчастный дар.
Ксюша ненавидящим взглядом впилась в бывшую подругу. Оленька перепугалась.
— Да причем тут какой-то дар?! — выкрикнула она. — Не верь ей, Ксюха! Было у нас с Пашкой, да! Сама, считай, призналась. Но чтоб из-под лучшей подруги уводить, — больно надо! Мало ли какие у этого недомерка видения?
Боясь сорваться, Ксюша выскочила из кабинета и устремилась вниз по эскалатору. Следом с Рашьей на руках за ней торопился Анхель.
Вечерело. В полном молчании шли они через центр к трамвайной остановке. Впереди вприпрыжку бежала Рашья. Ксюша подавленно молчала. Анхель забегал то справа, то слева, стараясь заглянуть ей в лицо, но Ксюша сердитым движением головы отгоняла его прочь.
Внезапно она застыла, так что замешкавшийся спутник уткнулся в нее, едва не сбив.
— Что?
— Оленька, — во внезапном озарении пробормотала Ксюша.